Спустя довольно продолжительную паузу добавляет:
– И в глазах его было столько всего… но больше боли. Именно острой боли. Так смотрят люди, которым разбили сердце, а она вообще на него не смотрела, и любви в её глазах не было, она просто использовала его. Я не пыталась его соблазнить или нарочно влезть в их отношения с целью разрушить, я только хотела поговорить с ней, попросить отойти в сторону, если он не нужен ей как мужчина. Но Алекс вмешался, не дал мне даже шанса помочь себе, хотя сам хорошо понимал, что для неё он… только дорогая, красивая, очень качественная игрушка, – её лицо перекашивается.
– Он всегда на её стороне, даже если считает неправой. Так было всегда и никогда не изменится.
Амбр тяжело вздыхает.
– Я не хочу, чтобы Вы жили иллюзиями: их невозможно разорвать, особенно теперь. И я говорю это не потому, что она моя мать, а потому что это действительно так.
– Я знаю, – жёстко выдыхает моя собеседница. – Знаю, поэтому и не пытаюсь, хотя в последние годы есть возможность.
Моё лицо вытягивается.
– Из наших бесед я сделала вывод, что он открытый отец и говорит с тобой о многом, даже об интимных вещах.
Я киваю, она продолжает:
– Но есть вещи, которые он никогда ни тебе, ни твоей матери не откроет.
У меня, кажется, перестаёт биться сердце.
– У него есть психические отклонения и часть из них сексуального характера.
– Я не хочу ничего знать, он мой отец и такие вещи…
– Это не то, о чём ты подумала! Неуместное останется его интимными тайнами, но то, что я хочу сказать, имеет огромное значение для Эштона. Ты ведь просила рассказать о нём самое важное?!
Я чувствую, что полуседая высохшая женщина напротив меня переживает эмоциональный всплеск, и малейшее неверное слово закроет её искренность надолго, если не навсегда. Поэтому киваю:
– Продолжайте!
Ну узнаю ещё парочку отцовских тайн, с меня не убудет! Любить его всё равно никогда не перестану!
– Во-первых, у него аномальная потребность в сексе, далеко выходящий за рамки статистики случай. Он пытался бороться с этим… разными методами, но безуспешно: даже небольшое воздержание сводит его с ума. Причина доподлинно мне не известна, но мой собственный вывод из обрывков рассказов о нём: это природная особенность, многократно усиленная ранней сексуальной активностью и пережитой психологической травмой, которую он держит в тайне. Хотя, может быть, твоя мать и знает… Во-вторых, эта же самая травма имела и другое пагубное на него воздействие: патологический паттерн сексуального ответа.
Прочитав на моем лице непонимание ни сути, ни необходимости всей этой информации, Амбр делает отступление: