– Ну-ну, вояка, успеешь еще повоевать – рассмеялась блудница. – Сегодня еще рано, мы слишком далеко от селений. Ну а завтра, судя по следованию которым нас ведут эти шакалы, мы будем как раз недалеко от Ларсы. Все согласны, девушки…? Может кто-нибудь против…? – Дождавшись одобрения поддержавших побег полонянок, или молчаливого согласия перепуганных недоброжелательниц, задиристая блудница заключила. – Завтра и подготовимся. А сегодня, наберемся-ка сил. Давайте спать.
Убаюкиваемая тишиной темной ночи, одолевшей волнительные мысли о скором освобождении, постепенно погружаясь в пелену тумана, Нин впервые за много бессонных ночей могла отоспаться, и даже видела какое-то сновидение, будто она снова выступала на площади и люди радовались ее появлению. Выступление было веселым и красочным, а все вокруг были добрыми и счастливыми, и от этого казалось, впереди будет только хорошее. Так снилось ей, пока вдруг в их круг не ворвался ветер и не устроил среди них беспорядок и переполох, лица людей тут же перекосило и превратило в звериные оскалы…. и она проснулась от доносившегося откуда-то крика и шума.
– Что?! Бежать вздумала?! – Слышала она сквозь сон, и узнала голос начальника их надзирателей.
Вскочив в ужасе, девушка продирала глаза, надеясь, что это страшный сон, но происходившее никуда не уходило, голос же главного надзирателя, и крики переполошенных девушек слышались явственно, давая понять, что все, что она видит и слышит, происходит наяву.
– Ну?! Кто еще бежать хочет?! – Схватив за волосы мятежную блудницу, поставленную на колени и удерживаемую двумя амбалами, вопрошал надзиратель, дико вращая белками глаз. – Я покажу вам волю! От Аскара еще никто не убегал!
По кровавым припухлостям на лице блудницы и сжатому кулаку Аскара, было видно, что он успел вволю отыграться на ней своему гневу. Но смелую женщину это не сломило и не уронило ее духа, и она дерзко и насмешливо смотрела в глаза своему обидчику. Это еще больше злило надсмотрщика, и он начинал отыгрываться за ее дерзость на других девушках, стегая их ремнем и приговаривая: «Я научу вас быть послушными безмозглые твари!» И снова переключался на шамхат, пока не намучившись, не приказал ее крепко связать и отвести под усиленную охрану, туда где содержались мужчины. При этом успел крикнуть вдогонку, жестко тащившим и избивавшим пленницу подчиненным:
– Шкурку не попортьте! Когда Аш-Шу вернется, он сам решит ее участь. А я попрошу, чтоб в наказание, он отдал ее вам на забаву. Все равно, если верить Гулящей гашан, она блудница, и много навара от порченой он не получит.
Несмотря на успокоение девушек, Нин не могла уснуть, тревожась за судьбу своей заступницы и боясь, что под покровом ночи, кто-то из недоброжелательниц набросится на нее, за то, что она киурийка, и особенно обозленных за дружбу и заступничество за нее мятежной блудницы, из-за которой они все пострадали. Было слышно, как пленницы перешептываются, а зловредная замарашка, хоть и два раза униженная, но судя по всему привыкшая к этому, продолжала подговаривать остальных. Кто-то с раздражением от нее отмахивался, но многие внимательно слушали. Нин готовилась уже поднять шум, если они все же соберутся сделать задуманное, но душераздирающий крик прорезавший темноту ночи, заставил всех встрепенуться.
***
Ночь в пустыне, пугающа своей холодной и беспросветной темнотой и непонятными и оттого еще более пугающими звуками, и люди невольно начинают прижиматься друг к другу и к единственному источнику тепла и света – разожженному костру, с его успокаивающими и убаюкивающими потрескиваниями. Но даже если рядом нет врагов и хищных и ядовитых животных, и единственное существо в пустыне, могущее нести тебе смертельную опасность, это твой товарищ, костер не дает забыть о суеверных страхах, пугающих, но таких притягательных. И люди рассказывают друг другу жуткие случаи, произошедшие с ними, или не с ними, или не произошедшие, но до дрожи страшные. Вот и сейчас, после веселых и непристойных шуток под горячительные напитки, пришло время страшных басен от стариков. И вот кто-то начинает вспоминать страшные случаи и поверья, услышанные когда-то в детстве от деда, бабушки или просто от незнакомого прохожего, появившегося на один миг, в одно это мгновение в их жизни, и бесследно исчезнувшего в море многообразия и разноцветья огромного мира. Искатели удачи, открыв рот, внимательно слушали откровения дядюшки Одашо.
– Вы знаете, что стало с отцом покойного Марука? – Подслеповато прищурившись, спросил внимающих старик.
– Это тот, который удавился?
– Не, то был дядя Нарама, а отец Марука был врыт по шею.
– Верно. – Подтвердил старик. – По приказу Аш-Шу, его оставили так на ночь, в наказание за непристойную шутку. Его так подержали целую ночь, а наутро откопали и отпустили с миром. И с тех пор, он стал более сдержан в своих непристойностях. Это было тогда, когда наш вождь был еще молод и только вступал на великую тропу, и как все молодые, любил хорошенько разгуляться.
Так же Аш-Шу, задумал перевоспитать и своего непутевого шурина, сына прежнего владетеля, ибо тот славился едким язычком и скверной шуткой. Все знают, как Аш-Шу по-доброму относился к любым выходкам и шуткам непутевого Расада, единокровного брата его жены. Но у всех шуток есть предел. И однажды, и насмешка Расада перешла все границы дозволенного, так как это было в день великой жертвы, и Аш-Шу как вождь не мог не наказать его. Что он и сделал, выбрав эьл шутливое наказание, сообразно нраву наказуемого. Но судьба бывает настолько жестокой, что порой выбирает людям самые нелепые смерти. И случай с глупым Расадом, лучшее тому доказание. Ибо смешное наказание, привело его к случайной гибели, превратившись в настоящую мучительную казнь.
– И из-за этого, – озираясь с опаской, перешел на шепот старик – злые языки утверждают, что Аш-Шу сделал это как будто бы намеренно, чтобы избавится от соперника, и нарочно не приказал охранять его там, а вместо этого всех напоил.
– Но только – он снова повысил голос, – все это злые наговоры наших врагов, и не стоит вам их слушать. Все знают, как душевно, по-отечески Аш-Шу относился к Расаду, и с тяжелым сердцем велел наказать его. Но блюдя справедливость, он не мог бы не наказать даже и своего брата, случись его брату совершить такое. Но заботясь о его безопасности, он строго настрого приказал, чтобы рядом с ним все это время был кто-то. И не его вина, что он вынужденный покинуть становище, чтобы навестить матушку, доверился беспечным товарищам, которые, не удержавшись от хорошей попойки, не только не охраняли его, но и проспали время, когда его нужно было освободить. Когда же проснувшись, протрезвевшие друзья вспомнили про него, и конечно, тут же бросились туда где его оставили. Но, то ли место то занесло ветром, то ли выпито было слишком много, но долго, говорят, они не могли еще найти то место, куда его закопали. И неспроста. Ведь когда, наконец, они его нашли, из земли едва виднелся торчащий огрызок шеи бедняги. Его глупую голову, искали по пустыне весь последующий день, но так и не нашли. Так и отправили его в последний путь без головы. Аш-Шу был так сильно опечален, что не стал наказывать повинившихся товарищей, так тяжело у него было на сердце, и во всем случившемся он винил только себя – ибо сам отдал приказ наказать Расада – и хотел даже снять с себя звание владетеля, но люди отговорили его. А тут еще мать покойного, от горя настолько обезумила, что стала обвинять его и прокляла семью смертельными проклятиями и одной самой страшной – потерять свое имя, похитившись славой ни живого, ни мертвого, не раба но презренного. Ибо, что может быть страшнее для грядущего гремящей славой, чем лишиться имени, быть преданным забвению, исчезнуть, стереться с памяти, развеяться веками, когда не будут помнить и потомки. А что его обвинять? Не он же проспал, и не он виноват, что ее падчерица избрала его своим мужем. Он пожертвовал богам целую десятину овец, чтобы они смилостивились над Расадом, и чтоб он не мучился сильно в том краю и не мстил живым, и нашел покой. А, знаете ли вы, что несчастный, претерпевший великие муки и не полностью захороненный, не находит покоя и на том свете?
– Да. – С затаенным придыханием, прошептали слушатели.
– Даа, – задумчиво произнес старик, после того как зажевал листья травы придающей силы и освежающей дыхание – видно богам той десятины показалось мало, или же страдания души Расада, были столь мучительны, что и увещевания богов, не возымели силы. Но говорят, с тех пор люди часто стали встречать в пустыне его неупокоенную душу. Рассказывают, что встретить его к большому несчастью, ибо с теми, кто видел его, происходили всякие нехорошие вещи, люди вскоре умирали или что-то случалось с их близкими, но чаще люди просто сходили с ума. Еще бы, не каждый выдержит ужас от встречи с уттуку, ведь вид его ужасен и безобразен: на его человечье тело, какие-то темные силы водрузили голову презренного животного, и он превратился в кровожадного ушума. И горе тому, кто встретится с ним лично, тела их находят безголовыми, а их души попадают к нему в вечное рабство. Говорят, это Расад все ищет свою голову, и забирает ту, которая оказывается ему впору, а так как она ему кажется нехорошей, поносив, он ее выбрасывает и снова отправляется на поиски бродить по пустыне. И – он снова перешел на шепот, – воинов тогда его охранявших, все же настигла мстительная душа Расада, и вскоре все они были найдены обезглавленными.
При этих словах, разбойники, поежившись со страхом, поозирались по сторонам. С улыбкой оглядев их, Одашо сказал: