Куба – чудесная страна, где жизнерадостные, приветливые, повсеместно танцующие сальсу, меренге и реггетон люди всегда тебе рады. У них есть до тебя дело. Они в меру благодарны тебе за чаевые. А если ты не одаривал их чаевыми, их белозубые улыбки не становились менее ослепительными, чем, собственно, и обусловливалась некоторая скупость Милхелена в отношении обслуги.
По сравнению с турецким Мармарисом, где Милхелен Калан проводил все свои отпуска с покойной Греттой, кубинские курорты давали сто очков форы. Сексапильные мулатки и метиски сновали повсюду, и на их «короткую любовь» к иностранцам власти, а главное, местные мужчины демонстративно закрывали глаза. Правда, полицейские закрывали их мелкими купюрами конвертируемых песо. Сущая мелочь в сравнении с нравами союзнической Порты.
Турки не так гостеприимны. Они бесцеремонны в своих домогательствах к туристам, а их религия чересчур строга к женщинам. То ли дело кубинская сантерия с ее ареопагом богов, ожерельями из мелких морских раковин и семян «священных» деревьев.
Восторженность Милхелена языческими богами, обосновавшимися в стране католиков благодаря потомкам вывезенных с западного побережья Африки рабов, легко объяснялась… В пору правления Гитлера Милхелен подростком вступил в «Гитлерюгенд», где мальчишкам прививалась безоговорочная преданность фюреру германского рейха, вера в расовое превосходство арийцев и благоговейное почитание нордического культа Одина, возглавляющего пантеон языческих богов.
С тех пор прошла уйма времени, но редкий индивид способен кардинально менять собственное мировоззрение. Даже под перманентным воздействием ударов судьбы. Что до Милхелена, то его рождение на родине великого христианского богослова Мартина Лютера никак не мешало его беззаветной любви к повелителю страны нибелунгов королю Зигфриду, воспетой скальдами воинственной Кримхильде[5]и Одину, как ему теперь казалось, так похожему на кубинского Аягуна – бога войны.
По слухам, докатившимся до господина Калана, сам Фидель находился под покровительством этого самого сильного бога из шестнадцати воплощений Обатала – высшего божества сантерии. Именно поэтому его не брали ни пули, ни заговоры, ни проклятия, и народ обожал его, несмотря на вопиющую нищету, местами близкую к существованию в трущобах. Неудивительно, Милхелен Калан был не первым, кто представлял сомневающегося атеиста Кастро адептом своего вероисповедания.
Потребность в мистификации сроднилась в душе немца с азами психоанализа после прочтения им десяти страниц из толстого томика Фрейда. Все «Толкование сновидений» он осилить не смог, но и прочитанного оказалось достаточно, чтобы Милхелен возомнил себя прирожденным психиатром, раскусив потаенные желания собственной внучки.
На Кубе он мог помочь Магде, рискуя всего лишь пятьюдесятью евро. На пляже герр Калан нанял одного из местных жиголо с серьгами на обеих мочках по имени Гильермо и повелел тому под вечер явиться в номер к его девочке под видом массажиста, чтобы убедительно доказать ей все преимущества мужского начала. Милхелен предупредительно снабдил парня презервативом, экономно выдав Гильермо одну штуку резинового изделия.
Магда была предупреждена дедушкой о вечернем визите чудо-релаксатора. Оттого и тщательно подготовилась, буквально омывшись благоуханиями. Дедушка был столь деликатен, что заблаговременно сообщил о своем намерении убыть на экскурсию в ночную Гавану. Это означало то, что Магда останется с «кудесником» Гильермо в полном уединении. Хотела ли она воспользоваться ситуацией? Безусловно…
Перед тем как затащить кубинца в постель, Магда сняла с опешившего и онемевшего от неожиданности гостя соломенное сомбреро, откуда посыпалось какое-то барахло, включая одеколон и портмоне деда. И видеокамера… «Мачо» успел поймать ее на лету и аккуратно пристроить обратно на пуфик со словами:
– Битте, данке шон. Хард лайф унд ай эм сори… Дас ист тотален мобилизационен![6]
На что Магда ответила: «Куба либре! Хаста ла витория сиемпре![7]», раздела Ласаро до носков, попутно скинула с себя нижнее белье, каким-то чудом, по иронии судьбы, метнув его прямо в цилиндр сомбреро.
Только после окончательного обнажения немки Ласаро смекнул, что существо, внезапно вынырнувшее из ванной комнаты, принадлежало к женскому полу. Это раз. Во-вторых, она не собиралась поднимать шум по поводу его незаконного вторжения. В-третьих, она его явно хотела…
Желание с его стороны никак не проявлялось, но страх иногда вершит чудеса…
Сделав дело, он наспех оделся, водрузил на свою голову сомбреро и помчался по коридору к лестнице, проклиная подельника Хулио Сезара и жадную до любви конопатую нимфу.
Не прошло и минуты, как перед распластавшейся в неге обнаженной Магдой фон Триппе предстал вошедший в открытые двери настоящий Гильермо. Он невозмутимо приступил к своим оплаченным обязанностям, чем вовсе не обескуражил Магду. Совсем наоборот, заставил ее поверить в существование рая на Земле и убедил, что рай простирается в пределах Острова свободы.
Гильермо тоже остался доволен собой и сэкономленным презервативом…
Дедушка вернулся поздно, когда оба псевдомассажиста уже обслужили внучку. Вскрытая фомкой дверь натолкнула его на нехорошие мысли, коими он поделился со своей девочкой. Только теперь Магда припомнила странность в поведении первого «массажиста». Она поведала деду о его неуклюжей попытке умыкнуть видеокамеру и, проверив свои вещи, заявила об исчезновении золотого браслета – подарка родителей в день совершеннолетия.
– Как этот парень выглядел? – строго спросил Милхелен.
– Прекрасно… – ответила Магда и захныкала, как дитя.