– А я рассчитывала, что ты ревнуешь только меня, – сыграла Элис.

– А что, есть повод?

– Покажите мачо, а повод всегда найдется, – пошутила она.

– Я уверен, что этим толстяком воспользуются не как мачо, а как средством передвижения в Европу.

– Ты можешь хоть на миг расслабиться? Здесь же весело! К чему все усложнять? – расстроилась девушка. – Ты сам притащил меня сюда, хоть я и говорила, что не могу. А теперь ты выплескиваешь злость на тех, кого мы видим в первый и в последний раз.

– Я злюсь не на них, а на себя. – Он неожиданно поцеловал ее и продолжил: – Зато, что не могу накупить тебе столько же всякой всячины, сколько может подарить этим двум девчонкам толстяк с козлиной бородой.

– Мне ничего не надо, – уверила Элисабет.

– А мне надо, – угрюмо буркнул Ласаро.

– Избавься от ненужных комплексов, – посоветовала Элис. – В любви они ни к чему. Все самое прекрасное и так у твоих ног. Я твоя раба. Чего же тебе еще надо?

– Я хочу увидеть весь мир и сорить деньгами в других странах, как это делали янки на Кубе до революции.

– Не обязательно увидеть весь мир, чтобы понять, что нет страны прекраснее нашей, – убежденно выдала Элис.

– Ты в этом уверена? – усмехнулся уголком рта Ласаро. – Ведь мы не имеем возможности сравнить.

Элисабет выдержала паузу, прежде чем ответить на столь весомый аргумент. Затем произнесла:

– Зачем сравнивать свое и чужое. Чужое может быть больше и лучше, но свое всегда дороже… К тому же далеко не все янки имеют возможность сорить деньгами. И еще… Они платят за то, что нам дано бесплатно и навсегда. Отвези меня домой, уже солнце встает…

Ласаро пришлось подчиниться неисправимой патриотке. Ничего, ее строптивость стоило потерпеть. И все-таки откуда в ней эта безграничная любовь к социалистическому псевдо-раю с его карточной системой и разными песо – для туристов и местных жителей. Видно, лопух Хуан Мигель смог вдолбить ей свои прокастровские убеждения. Наверное, он только и умеет что разглагольствовать перед стервами. Все остальное за него делают другие.

В этот день Ласаро умудрился овладеть бывшей женой Хуана Мигеля в салоне своей развалюхи прямо перед крыльцом его дома. Ласаро заводила непосредственная близость хоть и бывшего, но все же мужа своей пассии. Это подстегивало его самолюбие, давало повод почувствовать свое мужское превосходство.

Невольной свидетельницей «безобразного поведения» Элисабет стала ее соседка, пожилая донья Марта, твердо решившая после увиденного не здороваться с неблагодарной Элисабет и в то же время ничего не рассказывать бедному Хуану Мигелю. Донья Марта не хотела расстраивать этого доброго малого, что носился с маленьким Элиансито, не считаясь со своим свободным временем. Конечно, Хуан Мигель и сам не без греха, как всякий мужчина, но, видимо, он до сих пор ослеплен любовью к недостойной развратнице, раз продолжает после развода жить с ней под одной крышей.

Люди думали, что Хуан Мигель и Элис когда-нибудь обязательно сойдутся вновь. Ведь они одинаково горячо любили своего сынишку. Люди всегда охотнее поверят в сказку, чем в репортаж очевидца с места событий. Донья Марта пожалела о своей прогрессирующей в последние годы бессоннице, о том, что решила устроить стирку на рассвете и вывесить белье на сушку, и о том, что теперь знает больше, чем нужно, и это еще более усугубит процесс ее засыпания. Плохо, когда ты лишний раз убеждаешься в несправедливости мира. Хорошо, что несправедливость исходит лишь от несовершенных людей.

Усталая Элис плюхнулась на диван и тут же уснула, прозевав невероятный по зрелищности рассвет. Океанский ветерок неспешно отгонял стаи перистых облаков, расчищая путь просыпающемуся солнцу. В то сиреневом, то розовом, то голубом зареве рисовалась нерукотворная мерцающая мозаика истинного шедевра – того обыденного чуда, которое не дано заметить надменным и которое так легко открывается умеющим чувствовать чужую боль, как свою, и радоваться успехам других, как собственным…

Хуан Мигель проснулся первым. Сегодня у него был выходной, а это означало, что придется выполнить обещание, данное малышу Элиансито, и отправиться в Камагуэй, чтобы показать ему голубого марлина^[10]и дрессированных акул.