Нина вскочила с дивана. Бросилась к Токарю.
– Ну что ты, что ты, милый! Боже! Тебе нельзя шевелиться, – она бережно усадила его на место. – Садись. Вот. Вот так. Ну зачем, глупый? Ты ведь можешь умереть.
– Могу, да, – подхватил Токарь. В нем промелькнула надежда. Сейчас Нина была прежней. Что, если ее безумие лишь привиделось ему? В его состоянии это вполне возможно. На ее глазах погибла Марина – невинная жертва разборок двух бандитов. И, конечно же, Нина теперь чертовски сердита на него, вот и устроила весь этот цирк с телевизором и прочим. Но теперь, когда она поняла, что Токарь действительно может умереть, она испугалась, опомнилась.
– Да-да, мне нельзя… вот умница. А теперь дай мне мой телефон. Дай мне его, – сказал Токарь слабеющим голосом.
– Тебе нельзя умирать, – не слушая его, бормотала девушка. – Не сейчас.
«Не сейчас», – гулким эхом прокатился в его голове Нинин голос. Зрачки закатились. Голова упала на грудь и все исчезло.
По лестнице четвертого барака на построение утренней поверки я спускаюсь последним. Это единственный отрезок времени и пространства, когда можно остаться абсолютно одному. Сорок ступеней тишины. Две минуты блаженного одиночества. Даже сидя над зловонным отверстием сортира, ты всегда находишься в компании других заключенных, справляющих нужду. Кабинок нет. Твоя голая жопа парит над унитазом на всеобщее обозрение. Твое право на личное пространство засунуто в эту жопу так глубоко, что его и не видать.
Меня не бьют. Больше не бьют. Синяки прошли. Срослись переломанные пальцы.
Когда человек унижен, растоптан, уничтожен как личность, когда достоинство его стерто в пыль и даже она развеяна по ветру, он все равно находит за что можно ухватиться, чтобы продолжать считать себя человеком.
Я никогда не беру причитающиеся мне сигареты и чай. Шлюха – так шлюха. Но не проститутка. Я разделяю эти понятия. Меня сломали, но не купили. Я даю не за блага, но по своему желанию. Каждый раз после того, как Шиломбрит трахает меня, я звоню своим знакомым на волю и прошу положить деньги на номер его мобильного телефона. Если мне было хорошо, я прошу положить ему тысячу рублей. Если нет – хватит и трехсот. Разумеется, истинная причина, по которой я это делаю, Шиломбриту не известна. Он думает, что таким образом я благодарю его за заботу обо мне, за защиту и покровительство, за то, что меня перестали избивать. Но на самом деле я плачу ему. Плачу, как дешевой одноглазой уродливой проститутке. Это не Токарь подарил меня Шиломбриту! Это я сменил одну шлюху на другую! И это не они меня трахают! Я трахаю их и плачу им за это, как уличным девкам. Они всего лишь отрабатывают свои деньги. Кому платят – тот и стелется. Вот моя жалкая, никчемная спасительная соломинка. Настолько ничтожно крохотная, что просто не способна удержать меня на плаву. Она лишь немного замедляет погружение моей изуродованной психики во мрак безумия.
Но прежде чем это случится, я заберу с собой Шиломбрита…
Глава 3
В комнате стоял полумрак. Лунный свет проникал через щель в шторах, бледно высвечивая центр комнаты.
Токарь бессмысленно смотрел на сидящую напротив него Нину. Завалившись набок, он полулежал в луже собственной крови, с трудом втягивая воздух короткими и частыми глотками. Он не помнил, давно ли очнулся и сколько уже так сидит, пялясь на Нину. Час? День? Вечность? Сознание его то рассеивалось, и тогда он проваливался в забытье, то вновь возвращалось в эту комнату, становилось ясным, острым, живым, восприимчивым к боли, и тут уж он начинал тихонько стонать. С какого-то момента боль утихла. Вернее, она стала другой. Ноющей. Она распространилась на все тело, от ступней до макушки, но при этом, утратив конкретную локализацию, притупилась и теперь была вполне себе терпимой. И вместе с этой новой, окутавшей все тело болью пришло и еще кое-что. Осознание. Ясное, как чувство голода, тошноты, усталости, желание помочиться или выспаться.
Токарь чувствовал, что умирает.
Слабый лунный свет вырисовывал очертания Нины, сидящей на стуле в глубине комнаты. Она сидела неподвижно, и привыкшими к темноте глазами Токарь видел ее каменное лицо.
Внезапно она улыбнулась.
– Хочешь есть?
Токарь не ответил.
– Ах да, – спохватилась девушка, – тебе, наверное, нельзя.