Ой, развейтесь, прахом родного
Ой, отмахнись, полотенецькою,
Ой, отокройтёсь, оци ясны,
Ой, поднимитёсё руциньки.
И костер вспыхнул ярким бездымным пламенем сухих дров, с треском взметнув к небу искры, унося к предкам беспокойную душу.
В город возвращались с победой. Но не смеха ни шуток, не бравурных речей, вечных спутников таких мероприятий не было. Молчаливые, мрачные воины въезжали в ворота города, целовали, свесившись с коня, жен, и так же молча разъезжались по домам.
Взявшись за стремя, Федограна встретила Алина. Ее полные сострадания, карие бездонные глаза, омыли душу воина теплом и нежностью, слегка погасив боль утраты. Так вдвоем, они доехали до конюшни. Парень расседлал Чепрака, протер потные бока лошади, задал овса в ясли, но внутрь помещения так и не зашел. Не хватило сил, видеть то, где совсем недавно, еще живой друг кидался сапогом в ненавистного петуха. Почему-то этот краткий момент из жизни особенно сильно врезался в память, и также особенно сильно царапал душу.
– Давай просто помолчим. – Сказал он, глядя девушке прямо в глаза. Она кивнула, соглашаясь.
Они ушли из города взявшись за руки, и потом всю ночь просидели на опушке леса обнявшись. Смотрели на звезды, встречали рассвет, и вместе роняли беззвучные слезы в траву. Он вспоминая учителя, она сострадая вместе с ним. Это и была настоящая любовь.
На следующий день его позвал к себе воевода. Боярин сидел мрачный. Рядом, с одного бока крутил нервно в руке кинжал, отец Алины, Елей, с другого, не поднимающий глаз волхв Щербатый. Лишь легкий молчаливый наклон головы – знак встречи, и снова опущенные глаза. Тяжело далась утрата старого конюха, людям, знавшим его много лет.
– Проходи Федогран, присаживайся. – Глухо произнес воевода, не вставая, лишь слегка приподняв опущенную голову и посмотрев в глаза полным тревоги взглядом. – Сейчас Бер подойдет и поговорим, новости у меня нехорошие.
Медведь не заставил себя долго ждать, и прихрамывая на раненную ногу, вошел в двери, и поклонившись на три стороны, молча занял место рядом с другом, кивнув в ответ на угрюмые приветствия.
– Говори Щербатый. – Больше никого не будет. Здесь собрались только те, кому положено знать. Не надо людей пугать попусту. – Произнес воевода.
Тот кивнул в ответ и заговорил, с трудом подбирая от волнения слова:
– Вул очень плох. От ухода оборотня за кромку, держит только воля. Он борется, метаясь в горячке, и не давая утащить себя слугам Морены, но долго он так не выдержит. Вытянут они из него жизнь, выпьют досуха. У всего есть свой край, скоро он наступит и у вашего друга. Не справится он без помощи. И тогда конец. Лекарства от этого нет, ведь не человек он.
– Ты не стал бы тогда нас звать, и рассказывать все это, если бы не было выхода. – Угрюмо произнес Федогран, глядя в ставшими виноватыми глаза волхва. – Говори, старик, что надо сделать, мы согласны на все. – Он повернулся к внимательно слушающему медведю, словно спрашивая одобрения.
– Говори. – Согласно кивнул головой тот.
– Хорошо. – Волхв пожевал губами, словно пробуя на вкус то, что хотел донести до слушающих его людей. – Вы, конечно, знаете про цветок папоротника?
– Тот, что цветет на Ивана Купала, и открывает клады? – Федогран понимающе кивнул головой, вспомнив эту сказку из детства, которую читала ему бабушка, когда-то давно.
– Причем тут Купала? – Возмутился знахарь. – Купала к папоротнику не имеет никакого отношения. Цветок цветет каждую ночь перед рождением новой луны, и ему абсолютно наплевать, что об этом думают люди, и тем более какой-то там Купала. И на счет кладов, все не так однозначно. Он показывает не злато, и прочее там барахло, он показывает дорогу к мечте, а у каждого она своя, и найдя цветок, выпадает шанс исполнить свое сокровенное желание. – Поначалу вскинувшийся было старик, быстро успокоился, взяв себя в руки, сел на место, и продолжил, уже другим голосом: