Потом я снова терпеливо напомнил собравшимся, как им следует встать, и они уже шустро задвигались, выстроившись передо мной в одну неровную шеренгу.

— Кто из вас убил Полину Ивановну? — спросил я.

Дебилы молчали, и я, опять послав в космос телепатический сигнал с извинениями, выстрелил в самую противную рожу, пускающую слюни прямо передо мной.

Строй дебилов дрогнул, они принялись активно шевелить губами, но слов я еще не слышал и опять, в который уже раз, спросил:

— Кто убил Полину Ивановну?

— Семен ее убил. С Психычем, — наконец сообщил юноша в майке, драных трениках и тапках на босу ногу.

Юноша стоял самым правым в ряду, и мне пришлось сделать шаг вправо, чтобы увидеть его лицо. Лицо как лицо — немытое, конечно, но с хомо сапиенсом такое животное с двух шагов спутаешь запросто.

— Ну, и где эти Семен с Психычем? — спросил я, поведя стволом помпы вдоль строя.

— Психыч вон лежит, без башки. А Семен вот, живой стоит. — показал пальцем на совсем молоденького, безусого пацанчика разговорчивый юноша.

Я туг же выстрелил Семену в голову, а потом сосчитал оставшихся ублюдков — их было семеро, и мне не понравилось, что их все еще было больше, чем осталось патронов в помпе.

Наркоманы внешне почти никак не отреагировали на сокращение своих рядов — они все грустно смотрели на меня мутными, красноватыми глазками, не двигались и даже уже не дрожали. Они просто ожидали, чем закончится очередное приключение, и это спокойное ожидание начало меня раздражать. В этом тупом, животном спокойствии я ощутил реальную угрозу — сродни той, что исходит от стаи бродячих собак, лесного пожара или эпидемии гриппа. Ты знаешь, что угроза реальна, но избежать ее не сможешь, если не предпримешь кардинальных мер.

Чужой тоже это почувствовал и начал осторожную пульсацию, в подчеркнутой готовности взорвать время вокруг меня, если это действительно понадобится.

— Ну, какие дальше будут предложения? — спросил я, вытащив пистолет, и, засунув его в пройму жилета, так, чтобы сразу взять, если что, принялся перезаряжать помпу.

Дебилы стояли молча, и я понял, что разговорить их мне уже не доведется — разве только убить.

Я аккуратно перезарядил помпу, убрал «Иж» на место, за брючный ремень, и спросил еще раз:

— Ну?

Повисла глухая, тяжелая тишина — в ней было слышно прерывистое дыхание каждого из ублюдков.

— Дяденька, не убивай, мы больше не будем, — вдруг раздался нервный, плачущий голос.

— Да? Обоснуй, почему я должен тебе верить? — спросил я невысокого прыщавого паренька, и тот вдруг упруго присел передо мной на корточки и закрыл бритую голову синими от татуировок руками:

— Я не убивал никого! Я не убивал никогда! Я не убивал!