Я чмокнул Ниночку в губы, она прижалась ко мне, и я почувствовал… в общем – почувствовал. Домой! Хочу – домой! Хмм… вдруг обнаружил, что при слове «дом» в голове всплывает образ моего поместья в городке Монклер. И мне стало досадно. Быстро я как-то привык к чужой земле! Уже, видишь ли, и дом на ней мне видится родным домом! Не нравится мне это…

– Это твоя машина?! – Ниночка натурально вытаращила глаза, глядя на великолепие моего белоснежного «сарая»: – Вот это да! Ничего себе! А как называется?

– Называется – машина! – хохотнул я, и открыл багажник. – «Кадиллак» это. Садись!

– А можно… открыть верх? – Ниночка неловко устроилась на сиденье и потянула ремень, пристраивая его в крепление. – Я никогда не ездила в машине с открытым верхом!

– Кабриолет называется! – важно сообщил я, чувствуя себя миссионером, просвещающим темного индейца о происхождении мира. И нажал кнопку открывания верха.

Я обожаю кабриолеты. Я это понял, когда в первый раз проехался в автомобиле с открытым верхом. Если кто-то думает, что на скорости из машины с открытым верхом сразу же выдувает все, что находится в салоне, включая водителя и пассажира, – он жестоко ошибается. Лобовое стекло и боковые стекла, поднятые вверх, направляют поток встречного воздуха так, что он едва касается волос тех, кто сидит на передних сиденьях, завихряясь сзади, на уровне багажника. И… кайф! Это кайф! Над тобой – небо! Ветер целует тебя в макушку, а тяжелая машина, шелестя мягкими шинами, вспарывает пространство, ракетой проносясь по гладкому, как стол, автобану!

– Класс! – Ниночка заливается смехом, придерживая свою глупую шляпку, а я улыбаюсь и жму на педаль, подливая в ненасытную глотку мощной машины все новые и новые порции животворящего бензина.

При въезде в Монклер скорость пришлось сбросить соответственно дорожным знакам, и в городок мы въехали медленно и важно, вплыв в него, как некое подобие сухопутного крейсера. Эх, и здоровенная все-таки машинюга! Зверь, а не машина! Тихо сопит могучий движок, в салоне пахнет кожей и деревом. Эти машины делают из хороших материалов, это не одноразовые поделки двухтысячных годов – покатался и выбросил.

Погода стоит теплая на удивление – конец сентября, практически октябрь, а температура – почти как в конце августа прохладным днем. Впрочем, это и неудивительно – все-таки сказывается близость океана, возле которого климат помягче, чем в глубине материка. А если еще на ходу включить печку на полную мощность да обдув в колени – сидишь, будто возле камина! Проверено! В том числе и сегодня.

Я свернул к обочине и остановился, не глуша движок. Нажал кнопку закрытия верха, дождался, когда штыри войдут в замок крепления на рамке лобового стекла, защелкнул рычаги, повернул ключ зажигания. Двигатель замолк, и я посмотрел на Ниночку, которая сидела молча и смотрела на меня.

– Ты здесь живешь? – удивленно спросила она, показывая на двухэтажный дом напротив, очень похожий на одну из «сталинок». – А мне сказали, ты живешь в своем доме!

– Кто сказал? – быстро спросил я.

– Махров говорил. И эти… комитетчики говорили.

– А еще что они тебе говорили?

– Ну… что тебе нужен секретарь и ты хочешь, чтобы я приехала к тебе. Что ты сейчас успешный писатель, и…

– Ну? Что еще?

– Что я должна уговорить тебя вернуться в Союз.

– Я почему-то так и думал. Пойдем в магазин, надо тебя переодеть. Купим тебе кое-какой одежонки.

– Я что, плохо одета? Не модно? Я столько денег вывалила за это барахло, и ты говоришь, что я плохо одета?!

– Для Союза – вполне нормально. А здесь ты будешь как белая ворона (зачем говорить, что просто мне не нравится эта кислотная хрень?). Купим тебе что-нибудь попроще и помоднее.