То есть за неделю до войны возможность прорыва немцев командиров сил прикрытия не пугала. К такой возможности спокойно относились до самого утра 22 июня. А спокойствие проистекало из того, что, как и в далеком 1939 году, в начале войны командиры ожидали действий противника небольшими силами, которые дивизия контратаками разгромит и отбросит за границу. Причем командиры были уверены, что приграничные части не только отбросят врага, но и смогут перенести боевые действия на территорию противника:

За два спокойных года командование привыкло к такой системе боеготовности и в последние два предвоенных месяца, когда вермахт сосредоточивался, не успело среагировать на изменившиеся условия. Серьезных боевых действий не только в первые часы, но и в первые дни войны никто не предполагал. На таком допущении командование строило систему боеготовности армий прикрытия границы.

Вот в дополнение еще два красноречивых факта. В полосе обороны 87-й сд, в 12 километрах от границы, располагалась 41-я танковая дивизия 22-го механизированного корпуса. Эта дивизия обладала огромной ударной мощью: в ее составе находилось 425 танков – на 10% больше, чем по штату! Как бы она пригодилась здесь 22 июня, когда на стыке 87-й и 124-й стрелковых дивизий, находившихся в полосе главного удара группы армий «Юг», образовался двадцатикилометровый разрыв, в который хлынули немецкие войска. Но с первыми выстрелами противника дивизия сделала то, что ей предписывал приказ из «красного пакета». Оставив у границы один батальон (как и в 1939 году), она двинулась в район сосредоточения на северо-восток в сторону Ковеля, что в 60 километрах от границы, чтобы оттуда быть в готовности к нанесению контрударов в направлениях Бреста и Любомля¹⁷⁵.

Почти в точности все повторилось в 22-й танковой дивизии соседней 4-й армии, дислоцировавшейся у самой границы в районе Бреста. Утром 22 июня она под обстрелом двинулась в указанный планом район сосредоточения, расположенный в 50 км восточнее. У командования этих армий вместе с их окружным начальством даже утром 22 июня не было опасений за состояние обороны границы! Эта уверенность объясняется тем, что число наличных сил и их готовность считали достаточными для выполнения боевой задачи.

Но на местах действуют по приказам вышестоящего командования. А вот как представляло действия противника в начале войны высшее командное звено Красной армии.

Командующий Киевским Особым военным округом генерал-полковник Кирпонос высказал свое мнение за несколько дней до войны:

Это мнение Кирпоноса в пересказе Баграмяна, но ему вполне можно верить, поскольку эти мысли подтверждают факты и крупнейшие авторитеты Красной армии. О том, что взгляды командиров по этой проблеме имели мало общего с жизнью, подтвердил предшественник Кирпоноса на посту командующего КОВО Г.К. Жуков:

«Прежде всего, я думаю, справедливо будет сказать, что многие из тогдашних руководящих работников Наркомата обороны и Генштаба слишком канонизировали опыт Первой мировой войны. Большинство командного состава оперативно-стратегического звена, в том числе и руководство Генерального штаба, теоретически понимало изменения, происшедшие в характере и способах ведения Второй мировой войны. Однако на деле они готовились вести войну по старой схеме, ошибочно считая, что большая война начнется, как и прежде, с приграничных сражений, а затем уже только вступят в дело главные силы противника. Но война, вопреки ожиданиям, началась сразу с наступательных действий всех сухопутных и воздушных сил гитлеровской Германии»¹⁷⁷.

А ниже Жуков говорит о несоответствии реальности своих предвоенных взглядов на начало войны с немцами:

Трудно сказать, для чего Жуков здесь больше посыпает голову пеплом: покаяться за допущенные ошибки или, наоборот, скрыть свою другую, главную свою ошибку – в определении времени нападения Германии. Но тому, что вместе с другими генералами он готовился начать войну спокойно, по старинке, можно верить. Когда в январе 1941 г. нарком обороны проводил с генералитетом на картах репетицию войны с Германией, то собственно начальный период у них совершенно выпал. Игра началась в тот момент, когда немцы уже были остановлены войсками прикрытия и даже отброшены к границе. Вопрос прикрытия границы ни у кого внимания не вызвал, поскольку существовала уверенность, что армии прикрытия выполнят свои задачи, отразив первый удар врага.

Полностью поддержал Жукова второй по величине военный авторитет, на тот момент заместитель начальника оперативного отдела, а впоследствии начальник Генштаба и маршал А.М. Василевский:

(Кстати, Василевский здесь подзабыл, что в «Соображениях» от 15 мая они с Жуковым хотели упредить немцев в развертывании, ликвидировав разницу 15-20 дней в сроках сосредоточения.)

Сегодня, задним числом, историки-хрущевцы утверждают, что приграничные дивизии – это смертники, которые сознательно приносились в жертву, чтобы Красная армия успела отмобилизоваться и развернуться¹⁸⁰. Да, фактически так получилось, но перед войной так не считали! Приведенные выше факты совсем не походят на подготовку дивизий прикрытия к неминуемой смерти.

Мало того, за «смертников» не считали даже тех, кто находился под прямым огнем врага с первых секунд войны, – пограничников! Вот как описывает поставленную из «красного пакета» задачу по прикрытию границы начальник одной из застав 94-го погранотряда на территории КОВО:

Могут сказать, что этот пример не характерен: застава М. Паджева располагалась в Карпатах, на границе с Венгрией. Но вот пример более характерный. Ниже приводится фрагмент из плана прикрытия границы 6-й армии КОВО в части оперативного использования пограничных войск: