— Извините, не понял — вполне натурально удивился Линь.

— Ну, как это сказать. Я не знаю Ваш пантеон, но представляю, что у Вас много богов или ипостасей верховного существа. И каждая отвечает за свой участок работы.

— Как ты Вы очень странно говорите. Но в целом, если подумать, это действительно так.

— Так вот. Нам надо, чтобы Машка была как бы связана с тем богом, которому наши оппоненты приносили жертву и завершение обряда которому мы сорвали.

Линь, как всегда соображал очень быстро.

— То есть, Вы хотите, чтобы они попытались достать девочку, чтобы закончить обряд? Тогда они выйдут на нас, а мы их встретим. Разумно.

— Ну вот и прекрасно. Я знал, что Вы поймёте. Поэтому внесите изменения с этой точки зрения. Что-то по типу могучий войн, девственность и так далее.

— Как это всё далеко от самой идеи нашей религии. Только в извращённых мозгах европейца может возникнуть такой план. Не один знающий человек нам не поверит.

— А где Вы нашли здесь знающих людей, кроме себя, конечно. Каждый слышал что-то краем глаза и видел где-то краем уха. Но сути не понял никто. Я так думаю, для этого надо не одну жизнь учиться.

— Ваши мысли парадоксальны по звучанию, но в целом, верны. Вам не говорили, что Вы очень загадочный человек.

— Если бы это ещё помогало в жизни. А то ведь все только говорят.

— Это Вам зачтётся в будущих перерождениях — с чрезвычайно серьёзным видом сказал Линь.

— Надеюсь.

В «Весёлой собаке» было по утреннему тихо. Горностаев звонил пару раз Перовскому и Коля заехал оставить записочку о встрече вечером. Надя поехала на Калужскую, к старику архитектору сообщать про Мишку и говорить чтоб не беспокоился насчет использования планов дачи Спецотдела. Со Сретенки он поехал на Никольскую. Там усталый и полусонный Герхард предложил ему кофе.

— Мне бы лучше чаю, — сказал Николай, поудобнее устраиваясь в кресле.

На низком столике лежали бумаги и стояла начатая бутылка коньяка. Было видно, что человек лечился.

— Как Вы выдерживаете все эти перелеты, — с болезненной усмешкой спросил Фриц, наливая себе рюмку. Жестом он предложил присоединится, но Коля, как всегда, отказался.

— Летели почти что двадцать часов. Я думал, что умру в этом самолёте.

— Фриц, — укоризненно сказал он, — у нас великая миссия. Как учат нас большевики, отдыхать будем на кладбище, если, конечно, доживем.

Фриц помолчал — видимо переводил, потом коротко хохотнул.