Сижу. Собравшиеся стоят. Все смотрят на меня. Я смотрю на них. Пауза затягивается.

– Папа́?

Перевожу взгляд на мальчика лет семи. Нет, шести, и мальчика этого зовут Георгий. Стыдно, батенька, не помнить возраст собственного сына! Сына? Гм…

«Дохтур» требовательно посмотрел на офицера.

– Ротмистр, где ваша знаменитая фляга? Надеюсь, она не пуста?

Офицер почему-то смутился, покосился на меня, но флягу достал.

– Ну, так это… вот, значит.

«Дохтур» протянул мне емкость. Делаю глоток. Коньяк обжигает мне горло, и я закашливаюсь. Военный смутился еще больше и прямо даже покраснел.

– Благодарю вас, ротмистр. Отменный коньяк.

Ну, значит, верно оценил причину его смущения. Мол, как может понравиться какой-то там ротмистрский коньяк самому великому князю. И моя похвала пришлась кстати.

– Ваше императорское высочество, возможно, соблаговолите пройти в свой кабинет? Вам бы полежать…

Киваю.

– Да, доктор, было бы хорошо.

Хотя мне «полежать» и не надо, но из кабинета я, по крайней мере, выставлю всех, поскольку подумать мне есть над чем. Не каждый день проваливаешься на девяносто восемь лет в прошлое.

Возможно, кто-то удивится тому, что я не заламывал руки, не проходил стадии неверия, отрицания и все такое прочее, что обычно описывается в романах? Нет, жуткий стресс был, но я точно знал, где и когда я нахожусь, а если у меня были какие-то сомнения, то я мог бы просто посмотреть на свои руки, и это были отнюдь не руки Михаила Романова, бывшего военного летчика и топ-менеджера крупного медиа-холдинга, а были это пальцы и ладони великого князя Михаила Александровича. А если уж совсем меня накроют сомнения, то вон на стене зеркало, в которое я, кстати, уже пару раз посмотрелся. Ну чисто красна девица, честное слово!

Да и обстановка вокруг, мебель, стиль отделки интерьеров, фасоны одежды, манеры говорить, речевые обороты, а главное, и сами люди, встреченные мной в это кошмарное утро, – все это было совершенно иным и чуждым 2015 году.

И главное, я помнил всю жизнь человека, в теле которого я оказался. И человек этот, только не спрашивайте, как такое возможно, был моим прадедом. Повторяю – не спрашивайте. Понятия не имею. И давайте не будем рассуждать тут о причинно-следственных связях и прочей зауми. Вот честное слово, меньше всего меня это сейчас волнует.

А волнует меня вот что. На дворе, со всей очевидной ясностью, 27 февраля 1917 года. В Петрограде уже полным ходом идет, прости господи, Февральская революция. И можно было бы порадоваться такому жизненному взлету (ну еще бы, оказался в теле родного брата императора!), если бы не такая мелочь, как то, что в результате всей этой кутерьмы с революцией вашего покорного слугу застрелят в лесу, как пса. Да и царственного брата Колю тоже расстреляют. Прямо вместе с семейством, прислугой, докторами и даже, говорят, собаками. В последнем факте я сомневаюсь, но в данный момент это не имеет значения.

Проблема сейчас в другом – я решительно не представляю себе, что делать. Абсолютно не представляю. Всяким попаданцам в книгах хорошо было, у них либо впереди долгие годы на то, чтобы что-то затеять и изменить, либо они попадали в тело какого-то второстепенного персонажа, который мог чудить, как угодно. А у меня, блин, даже на учудить времени совсем нет!

Словно в подтверждение этого факта, в дверь кабинета постучали. Вот к тебе и пожаловал внешний мир, гражданин великий князь.