– Ну и, – сказал я, – что вы хотите, чтобы я с этим сделал? Что это?

– Это рукопись или какой-то рассказ, – ответил Эйткен, – и я хочу, чтобы вы опубликовали её в какой-нибудь из ведущих газет. Её прислал мне день или два назад один джентльмен, для которого наша фирма в последнее время много трудилась, с просьбой проследить за тем, чтобы она была опубликована, и, конечно, я хочу это выполнить. Я знаю, что вы можете помочь мне в этом деле, если захотите.

– О чем эта рукопись? – спросил я.

– Я знаю не больше, чем вы. У меня не было времени заглянуть в пакет, даже если бы я счел нужным это сделать. Подождите, – он достал из кармана пальто письмо, – вот письмо, которое пришло вместе с пакетом, и в нем вы найдете все, что я знаю об этом деле.

Я открыл письмо и прочитал нижеследующее:

"Найтс Фекри, 20 сентября 1879 года.

Эндрю Эйткену, эсквайру, литейный завод "Циклоп", Сан-Франциско:

"Дорогой сэр!

Прилагаю тратту9 на 587,65 долларов в Банке Калифорнии, которая закрывает счет между нами. Вместе с этим письмом вы получите пакет с рукописью, и я буду очень признателен, если вы передадите ее для публикации в какой-нибудь ведущий журнал Сан-Франциско. Я хотел бы, чтобы она попала в руки какой-нибудь надежной и солидной газеты, где на эту тему не будут смотреть как на гениальную выдумку, а отнесутся с уважением и доверием, которых она заслуживает. Дело, о котором идет речь, имеет национальное и, можно сказать, даже мировое значение, и единственная причина, по которой я не опубликовал его в каком-нибудь восточном периодическом издании, – это патриотические чувства, которые я испытываю к Калифорнии, и желание, чтобы Тихоокеанское побережье не потеряло престиж, который неизбежно связан с подвигом такого характера, а показало всему миру, что оно опережает его по уму, изобретательности, энергии и независимости мысли и действий, точно так же как и по своим климатическим условиям, продуктивности своей почвы и богатству своих минеральных пластов. Повествование будет говорить само за себя и должно убедить даже самого скептически настроенного человека в его истинности на основании одних лишь временных свидетельств. Я уверен, что оно наверняка столкнется с неприятием ученых, равно как и с пустопорожней недоверчивостью невежд, ибо разве со всеми самыми важными достижениями в науке, искусстве и открытиях никогда не происходило подобного? Однако пройдет не так много времени, прежде чем я докажу его истинность всем очевидцам. Мне мешает сделать это немедленно только мое желание провести еще одно испытание перед демонстрацией. Пожалуйста, вышлите мне три дюжины болтов и гаек, того же размера, что и в прошлый раз, в Окдейл, как и раньше.

Ваш покорный слуга, Филипп Холл".

Когда я прочитал подпись "Филип Холл", я удивился и, обратившись к Эйткену, спросил его, знаком ли он с этим человеком.

– Не совсем, – ответил Эйткен. – я видел его только один раз, около шести месяцев назад. С тех пор я общался с ним только через письма.

– Что он за человек? – спросил я взволнованно. – Какова его внешность? Какова его профессия?

– Насколько я помню, – ответил Эйткен, – это человек примерно средних лет, высокий, смуглый, с сильными чертами лица, и по стилю его заказов и исполнению его планов и чертежей я должен был бы судить, что он более чем хорошо знаком с инженерным искусством.

Описание Эйткена был достаточно точным, чтобы убедить меня, что этот Филип Холл был человеком, который имел со мной более чем общие интересы, и вот как: около года назад я случайно встретил в общественном месте человека с вышеупомянутым именем и подходящего под вышеупомянутое описание, и, после разговора на тему алхимии, был заинтересован сопровождать его к зданию на Бродвее, где человек, которого он назвал своим партнером, был, как он утверждал, занят производством золота с помощью электричества из кварцевой породы. Мы наблюдали за действиями этого человека, которого звали Хансдеккер, через отверстия, которые Холл предварительно пробурил в боковой стенке дома; и во время неразберихи, вызванной катастрофическим взрывом, который и привел к смерти Хансдеккера, Холл исчез, и с тех пор я ничего о нем не слышал. Однако в ходе этого эпизода он произвел на меня такое сильное впечатление своим умом и изобретательностью, что, признаюсь, мне было очень интересно узнать о нем побольше. Поэтому, попрощавшись с Эйткеном и заверив, что выполню его поручение, я положил пакет в карман и отправился ту же пивную, где ранее встретился с Холлом, и где, как я знал, у меня будет возможность для спокойного ознакомления с рукописью. "Чем занимался Холл?" – думал я по дороге туда. – "Какое новое направление приняла его изобретательность? Или он наконец-то преуспел в производстве золота тем процессом, который остался неясным и неопределенным из-за судьбы его партнера?" Размышления были бесполезны, поэтому, прибыв на место, я сел, открыл пакет, достал рукопись и принялся читать.

СООБЩЕНИЕ.

Моя цель публикации нижеследующего сообщения миру до публичной демонстрации факта, о котором оно повествует, состоит в том, чтобы заверить себя, что в случае непредвиденной случайности, случившейся со мной, запись об этом подвиге не будет окутана мраком и забвением – тем более, что характер предприятия был особенно опасным. С этим извинением в качестве прелюдии я и начну свой рассказ. Меня зовут Филипп Холл, моя профессия – инженер-строитель. Я приехал в Калифорнию из штата Нью-Йорк много лет назад и с тех пор я опробовал себя в разных направлениях с переменным успехом. В течение последнего года я испытал прилив удачи. Подробности о характере этой удачи несущественны и не относятся к теме. Калифорния дает так много примеров внезапных изменений в этом отношении, что мой случай не должен вызывать удивления. Мне достаточно сказать, что из бедного и борющегося за свое дело профессионала я внезапно превратился в капиталиста с необычайными возможностями для увеличения своего капитала. Я оказался в положении, позволяющем помогать моим друзьям и потакать моим собственным идеям, какими бы они ни были. Первое было приятной, но не обременительной обязанностью, так как бедняк обычно не обладает избытком друзей, второе приняло форму проекта, который привлекал мое внимание в течение многих лет, но я никогда не находил возможности его осуществить. Это было ни больше, ни меньше, чем решение проблемы воздушной навигации. Ученые, правда, в последние годы теоретически размышляли над ней, некомпетентные практики тратили время и деньги на испытания, которые были обречены на провал, теоретики выдвигали теории, которые не выдерживали испытания практикой, практики недостаточно учитывали силу элементарных законов природы, капиталисты не стали бы ввязываться в предприятие, которое так часто пытались осуществить и так часто терпело неудачу, что это мало обнадеживало даже самых оптимистичных. Пророчество поэта, который "Услышал, как небеса наполнились криками, и оттуда пролилась ужасная роса От воздушных флотов наций, сражающихся в синих небесах10", казалось столь же далеким от осуществления, как и во времена Монгольфье. Таким образом, дело стояло на месте. Когда я приступил к изучению вопроса, он сформулировался следующим образом: что необходимо в воздушном судне, чтобы оно имело практическую ценность? Очевидно, что оно должно отвечать потребностям торговли и коммерции, поскольку способно перевозить пассажиров или грузы с такой же легкостью и безопасностью, как и наши нынешние наземные или океанские линии. Если оно не сможет этого сделать, оно не сможет конкурировать с остальным транспортом, а тем более вытеснить его. Ясно, рассуждал я, что воздушный шар никогда не сможет иметь практической ценности в этих вопросах, потому что невозможно контролировать его движение ни во время, ни после окончания путешествия. Воздушные шары направляются не в ту сторону, в которую путешественник желает попасть, а по воле ветра, и когда он пытается вернуться на землю, он делает это, рискуя жизнью и конечностями. Воздушные шары действительно были намеком будущих результатов в воздушной навигации, но намеком лишь в той степени, в какой две тысячи лет назад эолипил Герона11 был прообразом современного парового двигателя. Грубые попытки более поздних экспериментаторов в области аэронавтики потерпели неудачу, потому что они не подходили к предмету в корне, а делали слепые и смутные попытки получить нужный результат, следуя случайным идеям или интуиции, которые имели такую же вероятность быть верными, как бухгалтер, который должен сомневаться в результате столбца цифр, не пройдя через процесс их сложения. Несколько условий, которые должны быть выполнены в настоящем воздушном корабле:

1. Он должен быть способен подниматься или опускаться в любой точке земной поверхности по желанию, легко, плавно и без сотрясения своих механизмов, грузов или пассажиров.

2. Он должен обладать способностью двигаться в любом требуемом направлении.

3. Его конструкция должна основываться на таких механических и динамических принципах, которые обеспечат ему не больший риск аварии, чем кораблю в море.